Портрет хореографа: Матс Эк.

Матс Эк входит сегодня в первую пятерку наиболее знаменитых и талантливых хореографов мира. Продолжая театральные традиции своей семьи (его отец - драматический актер, мать - хореограф, "живой классик" модерн-данса), начинал как драматический актер и режиссер, потом увлекся танцем и с 1973 г. работает в материнской труппе "Кулльберг-балле"
- как танцовщик, хореограф, артистический директор (1985-1993 гг.) и свободный художник, в последние годы отошедший от какого-либо руководства, сосредоточенный исключительно на творчестве. Кроме Швеции, Матс Эк ставит балеты по всему миру - от скандинавских стран до Израиля, от Метрополитен-опера в Нью-Йорке до Опера Гарнье в Париже. Его спектакли "Святой Георгий и дракон", "Бернарда" (по Гарсиа Лорке), "Весна священная", "Антигона", "Каин и Авель", "Кармен" дали не меньше поводов для дискуссий, чем нашумевшие версии "Жизели", "Лебединого озера" и "Спящей красавицы".

- Как вы понимаете слова "балет" и "танец"?
- Никакого смысла нет, так же как и особого значения. Есть возможности человеческого движения и возможность общения артиста со зрителем через это движение. Когда возникают чувства у обеих сторон, тогда возникает содержание. Только вместе с физическим действием актера.
- Видимо, и творческое кредо Вы не сформулируете?
- Нет.
- Никогда не хотелось придумать красивый афоризм "творчество - это.."?
- Не хотелось. Я сомневаюсь, что это можно выразить четким определением. Можно, конечно, сказать что-нибудь банальное, например, что я ставлю спектакли обо всем, что вмещает жизнь. Стараюсь копать глубоко - вот и все.
- Морис Бежар назвал танец главным искусством двадцатого века. Вы с этим согласны?.
- Нет.
- Почему?.
- Потому что нет смысла искусственно возвеличивать танец, даже если ты сам им занимаешься. Только все вместе представляет важность. Нет соревнования между видами искусств. Среди них ни одно не похоже на ключ от жизни, отпирающий все двери. Искусство - мир без главного героя.
- Вас часто называют пессимистом..
- Да? В первый раз слышу. (Смеется.) Почему вы так считаете?
- Я так не считаю, но в России многие ревнители классического наследия обвиняют вас в преступном посягательстве на святыни с целью сбросить с пьедестала высокие идеалы классического балета. Я имею в виду, естественно, вашу перекройку "Лебединого озера", "Жизели" и "Спящей красавицы". У нас многие считают, что это вы нарочно сделали - оболгали и опошлили гармонию. Значит, вы против нее..
- Очень интересно. Но вообще-то я не пессимист и не оптимист. Я просто хочу понять. Кстати, это неправильно - видеть в классических балетах только оптимизм. Что касается, например, "Лебединого озера", то вы прекрасно знаете - там с самого начала был трагический финал. Только после вашей революции коммунисты захотели иметь счастливый конец в спектакле. Это позднее истолкование.
- Давайте уточним специально для ваших оппонентов: ваши спектакли - не восстание против "воздушных замков", которыми тешатся те, кто не понимает современного танца?
- Воздушные замки? И да, и нет. Воздушные замки и у меня есть - можно так назвать мое воображение. Но на сцене ничего такого нет - там этот воздух обретает плоть и кровь. Только в этом смысле можно говорить всерьез и о "замках".
- Ваши версии классических партитур образуют своеобразную трилогию. Лысые лебеди на раскоряченных ногах, Жизель, попавшая не в потусторонний мир, а в земной дурдом, Спящая красавица, выросшая не в королевском уюте, а в мещанской, затурканной бытом семейке.. Все - поперек привычных танцев, но объединенное общим принципом: проникнуть за фасад традиционных представлений об этих балетах..
- Идеи сделать трилогию не было. У меня вообще нет таких амбиций - сломать, разрушить, проникнуть за фасад.. Наоборот, я живу с чувством уважения к трехсотлетней истории классического танца и его собственному пути развития. Я совсем не хочу это трогать. И спорить не хочу. Поэтому я не делаю никаких редакций, я делаю свои версии. Используя культурное наследие - музыку, эти сказки, что лежат в основе либретто.. Так делает любой интерпретатор, даже тот, который работает с традиционными версиями классики. Я - только звено в цепи.
- Есть ли философская система, которая для вас наиболее авторитетна? А то вас принято трактовать как любителя искать истины в сочетании "социум-бессознательное": все-таки невроз как предмет балета, проблемные отношения Принца с матерью в "Лебедином", сексуальность "Кармен", сублимация в "Бернарде"..
- Я совсем не философ. Просто читаю умные книги. (Смеется.) Мне интересно как любителю. И избирательной тяги к Фрейду, на которую вы намекаете, тоже нет. Есть интерес к человеческой природе.
- Но, согласитесь, соблазн большой: связать отношения ранимого героя вашего "Лебединого озера" с властной Королевой-матерью - с отношениями в вашей семье. Сын Матс Эк и знаменитая мать - Биргит Кулльберг, работающие в одной сфере хореографии. Незабываем ваш спектакль "Старуха и дверь", где вы рискнули снять 80-летнюю мать в очень рискованных сценах..
- Я вырос с восхищением ее творчеством, я на нем воспитан. С детства понимал, что она талантлива - вот в этом умении соединять события на сцене в целое, ставить танцы, которые формируют смысл. У Биргит есть ощущения космического порядка, очень чистые, очень возвышенные, но, может быть, немного отстраненные. Это то, что я от нее получил. У нас всегда были очень тактичные отношения, она никогда не вмешивалась в мою работу, а я - в ее. Мы наблюдаем за творчеством друг друга и разговариваем об этом. Достаточно дистанцированный обмен опытом. Хотя мой первый балет был сделан в ее компании, и я ей благодарен. Но не считаю, что я очень зависел от ее работ, - и многие так не считают.

- В чем ценность классического балета сегодня? Имеет ли он будущее в двадцать первом веке?
- Сложный вопрос. Нужно подумать. (Смеется.) Я вообще не верю в разделение балета на классический и современный. Это старомодный взгляд на танец. Будущее - в художественной общности с другими техниками танца. Я использую классическую лексику так часто, как могу. А, например, Форсайт делает это по-своему. По-моему, так и будет в двадцать первом веке. Я не знаю, где сейчас существует "чистая" классика - не музейные экспонаты, а живая. Все сливается в одно русло, танцовщики становятся универсалами, хореографы мыслят системно.. В вашей стране поздно открылись двери, и вы сейчас переживаете в балете то разделение, которое было в Европе в начале века - при появлении свободного танца. Тогда классические танцовщики его презирали, а "модернисты", в свою очередь, отрицали классику. Но это в прошлом.
- У нас понемногу идет тот же процесс. А каковы ваши впечатления от современного российского балета?
- Я видел слишком мало, чтобы знать истинную картину. И это было давно - еще до распада СССР. Возможности танцовщиков, как правило, были велики, но хореографы недостаточно внутренне свободны и несколько бессвязно мыслят - очевидно, из-за незнания работы многих других в мире.
- А мне иногда кажется, что наоборот - от слишком хорошего знакомства с чужим творчеством. Мы уже почти всех повидали. Вот только с вашими постановками знакомы, к сожалению, заочно. Правда ли, что Владимир Васильев пригласил вас поработать в Большом театре?
- Правда. Но пока все неофициально, мы просто обсуждали возможности. Я еще не знаю, как сложатся обстоятельства: недостаточно видел артистов ГАБТа, но отношусь к этой идее с большой ответственностью. К тому же у вас в России пока только краткосрочное планирование будущих постановок, а у меня планы определены надолго. Если я решусь на постановку и будут согласованы все организационные вопросы, я бы хотел сделать что-то с учетом русских балетных традиций и в русской манере.
- Васильев в одном интервью сказал, что видит вас и в амплуа оперного режиссера.
- Ну, если он так сказал..
- Кто из хореографов вам интересен?.
- Стараюсь смотреть как можно больше. Есть два мастера, которые особенно важны для меня, - Пина Бауш и Иржи Килиан. То, что они делают, - исключительно, у меня это никогда не вызывает внутреннего спора. Интересны и Уильям Форсайт, Охад Нахарин, Тереза де Керсмакер.
- Замечательная танцовщица и ваша жена Анна Лагуна много лет была главной "звездой" вашей труппы. А потом вы работали с Сильви Гилем, классической балериной - ассолюта и артисткой совсем иного типа..
- Лагуна танцевала в моих постановках 20 лет. Я не хочу создавать ей "звездное" реноме - тут есть сложности с моральной точки зрения. Но, конечно, я использовал ее артистические возможности, придерживаясь при этом такого положения вещей, которое всех в труппе умиротворяло.

Что касается Гилем.. Их нельзя сравнивать. Я работал с Сильви два раза, сделал "Дым", где она танцует на музыку Арво Пярта. Я восхищен ее возможностями перевоплощения из идеальной классической балерины в идеальную исполнительницу "контемпорари данс". Но наш контакт устанавливался с трудом. Моя работа была связана с видеодансом, а Гилем была очень заинтересована в своих классических спектаклях. Но потом я увидел ее восприимчивость - и захотел еще работать с ней.

- А как вы работаете с артистами?
- Я полный диктатор. (Смеется.).
- Что вы любите делать, кроме балета?
- Не могу рассказать ничего скандального. (Смеется.) Быть с моими детьми. Я наслаждаюсь общением с ними. Люблю читать и встречаться с неординарными людьми.
- А вы хотели бы сейчас поработать в драматическом театре? Как это было раньше, когда вы сотрудничали с Ингмаром Бергманом..
- Да, хотел бы. Хотя с Бергманом сотрудничество было коротким. Я был молод - всего 20 лет - и работал ассистентом. Мы виделись нечасто, но это имело для меня большое значение. Хотя я всегда шел своим путем.

Стокгольм-Москва.